БОРИС ПАСТЕРНАК

МУЗЫКА

Дом высился, как каланча.

По тесной лестнице угольной

Несли рояль два силача,

Как колокол на колокольню.

Они тащили вверх рояль

Над ширью городского моря,

Как с заповедями скрижаль

На каменное плоскогорье.

И вот в гостиной инструмент,

И город в свисте, шуме, гаме,

Как под водой на дне легенд,

Bнизу остался под ногами.

Жилец шестого этажа

На землю посмотрел с балкона,

Как бы ее в руках держа

И ею властвуя законно.

Вернувшись внутрь, он заиграл

Не чью-нибудь чужую пьесу,

Но собственную мысль, хорал,

Гуденье мессы, шелест леса.

Раскат импровизаций нес

Ночь, пламя, гром пожарных бочек,

Бульвар под ливнем, стук колес,

Жизнь улиц, участь одиночек.

Так ночью, при свечах, взамен

Былой наивности нехитрой,

Свой сон записывал Шопен

На черной выпилке пюпитра.

Или, опередивши мир

На поколения четыре,

По крышам городских квартир

Грозой гремел полет валькирий.

Или консерваторский зал

При адском грохоте и треске

До слез Чайковский потрясал

Судьбой Паоло и Франчески.

1956

----------------------------------------------------------------------------------------------------------

Комментарии участницы рихтеровского форума belgian_shepherd

http://www.sviatoslavrichter.ru/forum/viewtopic.php?t=322

 

Одно из "музыкальных"стихотворений Пастернака, написанное по мотивам переезда Рихтера на новую квартиру в Дом композиторов на ул. Неждановой, 8/10 (сейчас Брюсов переулок). Подтверждение тому мы можем обнаружить, например, в книге Д. Терехова "Рихтер и его время", где автор приводит черновик одного из своих писем Святославу Теофиловичу: "... Мы с Ни­ной зашли в Церковь на улице Неждано­вой, прямо под окнами недавней Вашей квартиры, окнами шестого этажа. Кажет­ся, только вчера мы перевозили сюда кни­ги и ноты с улицы Левитана. ...

Дом высился, как каланча,

По тесной лестнице угольной

Несли рояль два силача,

Как колокол на колокольню.

 

И дальше:

Жилец шестого этажа...

 

Я всегда вспоминаю это, проходя здесь. Почему-то именно здесь, а не на Бронной..."

В общем, это обычное лирическое стихотворение с присутсвием фабулы, однако ввиду присутвия в нем и Рихтера, мне кажется, интересным будет его немного рассмореть. Вслед за фабулой, все образы как бы стремятся вверх. Экспрессия их по мере развертывания стихотворения возрастает. В первой строфе, высшая точка - это "колокольня", во-второй - "каменное плоскогорье", а в четвертой "жилец шестого этажа" уже возвысился надо всей землей, "ею властвуя законно". Далее, если до пятой строфы мы имеем дело с простыми сравнениями - дом... как каланча, рояль.... как колокол, как с заповедями скрижаль, ... как бы в руках ее держа, как под водой на дне легенд, т. е, субьект (что сравнивается) и объект (с чем сравнивается) сравнения пока далеки друг от друга, то в пятой строфе, с появлением собственно темы музыки, когда "жилец" "заиграл", появляются и чистые метафоры, в которых явления эти уже полностью сливаются, образуя новые смыслы (количество которых ограничивается только мерой любви читателя к "жильцу";)). А в заключительных строфах и вовсе развивается цепь обратных сравнений, где субъект и объект меняются местами, т.е. "сон Шопена", "полет валькирий" и "Франческа да Римини" Чайковского уподобляются импровизациям героя, а не наоборот...

Пастернак, насколько я понимаю, не был восторженным поклонником Рихтера, да и к 1956-му году его любовь к музыке поугасла, но вот - последний привет, наверное...


«Вчера ночью слушала Прокофьева. Играл Рихтер. Это чудо. Я до сих пор не могу опомниться. Никакие слова (в никаком порядке) даже отдаленно не могут передать, что это было. Этого почти не могло быть».

Анна Ахматова

 

Послушайте "Юмореску" Шумана - и потом перечтите стихотворение "Отрывок", в черновом автографе которого есть запись: "Москва. Набережная. 21 июня 1959. Троица (Шуман, "Юмореска", играет Святослав Рихтер)".

... И мне показалось, что это огни

Со мною летят до рассвета

И я не дозналась - какого они,

Глаза эти странные, цвета.

И все трепетало и пело вокруг,

               И я не узнала - ты враг или друг,

               Зима это или лето.

Программны ли эти строки по отношению к шумановской музыке?... Между тем, они родились под прямым впечатлением от "Юморески", и на то есть свидетельство театроведа В. Виленкина: "Я любил незаметно смотреть на нее, когда она слушала музыку. Внешне как будто ничего в ней не менялось, а вместе с тем в чем-то неуловимом она становилась иной: также просто сидела в кресле, может быть, только чуть-чуть прямее, чуть-чуть напряженнее, чем обычно, и что-то еще появлялось незнакомое в глазах, в том, как сосредоточенно смотрела куда-то прямо перед собой. А один раз, когда мы с ней слушали в исполнении Рихтера шумановскую пьесу с обманчивым названием "Юмореска" (кажется, один из самых бурных полетов немецкой романтики), я вдруг увидел, что она придвигает к себе мой блокнот, берет карандаш и довольно долго что-то записывает; потом отрывает листок и спокойно прячет его к себе в сумку. Когда музыка кончилась, она сказала: "А я пока стишок сочинила". Но так тогда и не показала и не прочла, а я не осмелился попросить. Но потом несколько раз читала это стихотворение и у меня, и у себя, и всегда с предисловием: "Вот стихи, которые я написала под музыку Шумана"...

Источник: http://ahmatova.niv.ru/ahmatova/kritika/platek-podslushat-u-muzyki.htm

Я.Платек. «Подслушать у музыки…»

 

Облик Ахматовой, слушающей музыку, обрисован в воспоминаниях В. Я. Виленкина: "Почти не бывало случая, чтобы, придя ко мне, Анна Андреевна не попросила музыки (так и слышу ее: "А музыка будет?"). Ей достаточно было нашего убогого проигрывателя и игранных пластинок. На вопрос, что она хотела бы послушать, чаще всего отвечала: "Выберите сами" (что это будет классическая музыка, а если современная, это либо Прокофьев, либо Стравинский, - разумелось само собой). Но иной раз "заказывала" совершенно определенно: Бетховена, Моцарта, Баха, Шумана, Шопена. И, почти как правило, чтобы играл Рихтер. Он ее не только восхищал как музыкант, но и как личность интересовал ее чрезвычайно. <...> Я любил незаметно смотреть на нее, когда она слушала музыку. Внешне как будто ничего в ней не менялось, а вместе с тем в чем-то неуловимом она становилась иной: так же просто сидела и кресле, может быть, только чуть-чуть прямее, чуть-чуть напряженнее, чем обычно, и что-то еще появлялось незнакомое в глазах, в том, как сосредоточенно смотрела куда-то прямо перед собой. <...> А любимым ее произведением Стравинского, творчество которого она хорошо знала, начиная с "Петрушки" и "Весны священной", была Симфония псалмов"114.

Источник: http://ahmatova.niv.ru/ahmatova/kritika/kac-timenchik-muzyka/ocherk-i-muzyka-i-muzykanty.htm


Новиков-Ланский

 

НА СТОЛЕТИЕ С. РИХТЕРА

На рубеже времён и знаков зодиака,
в солнцеворот весны, в затменья час дневной
приветствую тебя, из неземного мрака
сошедшего в иной, нетвёрдый мрак земной.

Столетие спустя земля как будто та же,
с космических орбит не изменился вид.
Бог сохраняет всё. Но в мартовском пейзаже
огромная свеча над городом горит.

Взметается огонь над монастырской башней,
и дымом твой погост окутан целиком.
И музыка летит валькирией бесстрашной,
и колокол звонит - не спрашивай, по ком.


Сергей Островой

 

Играет Рихтер

 

Вот он тронул клавиши. И где-то

Сразу на другом конце земли

В створы субтропического лета

Волны океанские пошли.

Вот он тронул клавиши. И разом,

(Только б это чудо уберечь!),

Северным, каким-то белым сказом

Звездная затрепетала речь.

Вот он тронул клавиши. И стало

Тихо в каждом доме. И светло.

Небо до земных камней достало.

Чью-то душу болью обожгло.

Музыки хрустальные хоромы.

Ты уже возвышен. Ты летишь.

Здесь, в одной из комнат, ходят громы,

А в другой из комнат — дремлет тишь.

Он сейчас их выпустит на волю.

И они взлетят из-под руки,

Чтобы приземлиться в чистом поле.

Прямо возле утренней реки.

На воде — червонные разводы.

Тянет свежим цветом от садов.

Все - отсюда. От живой природы.

От ее оттенков и ладов.

Вот он тронул клавиши. И где-то

Сразу на другом конце земли

В створы субтропического лета

Волны океанские пошли.

(Опубликовано в газете “Правда”, 6.04.81)


Давид Самойлов

 

РИХТЕР

 

Крыло рояля. Руки Рихтера,

Изысканные, быстрые и сильные,

Как скаковые лошади. Точнее

Сравненья не умею подыскать.

Он заставляет музыку смотреть,

Угадывать её предвестье

В лице, фигуре, в мимике и жесте.

Не видя Рихтера, теряешь что-то

От вдохновения и мастерства,

Как в письмах

Утрачиваешь что-то от общенья.

Транзисторщики и магнитофонцы,

Мы музыку таскать с собой привыкли

И приспосабливать её к жилью.

А Рихтер музыку возводит в зал

И возвращает музыку в музыку

Прислушаемся в Рихтерову лику,

К рукам задумчивого ездока,

Вожатому коней, изваянных из звука…

Так, колесницы умедляя ход

На спуске с небосклона,

Сам Гелиос внимает, как поёт,

Крыло откинув,

Чёрный лебедь Аполлона.

 

 

1980

Опубликовано: "НЕВА", 1981, №11.


Муслим Магомаев

 

Так же сожалею я о том, что в свое время побоялся познакомиться со Святославом Теофиловичем Рихтером. Дочь замечательного артиста, великолепного чтеца Дмитрия Николаевича Журавлева, Маша, несколько раз говорила мне: «Святослав Теофилович очень хотел бы с тобой встретиться». Маша знала это от отца, дружившего с Рихтером и тепло относившегося ко мне.

Но, как и в случае с Шостаковичем, я не решился на эту встречу: кто Рихтер и кто я, совсем еще молодой, хотя и популярный певец. А великий музыкант, может, хотел со мной помузицировать, приобщить меня еще больше к классике, к более строгому репертуару – к Шуману, Шуберту... Точно утверждать не берусь... Зато остается фактом то, что я тогда струсил. Рихтер для меня был и остался эталоном музыканта, потому я и боялся – а вдруг покажусь ему совсем иным, не таким, каким он хотел меня видеть?

Недавно, посмотрев по телевидению удивительный фильм «Рихтер непокоренный», я открыл для себя совершенно неизвестного большинству из нас Рихтера: оказалось, что он был очень доступный человек. Я смотрел фильм и корил себя: «И чего это я тогда, когда меня звали, не пошел к нему? Хоть бы посмотрел на этого необыкновенного человека вблизи, пожал бы руку этому гению. Было бы что вспомнить на склоне лет...»

 

Святославу Рихтеру

 

Он прост, как Гений. Хоть увенчан

Он славой, ей он не служил.

И обходил её беспечно

И был весёлым и смешил.

 

Любил людей и маскарады

И праздника весёлый круг -

Не почести и не награды,

Не шум, не суету вокруг.

 

Он Человеком Возрожденья

Пришёл в двадцатый век из грёз.

И тайну Чуда, Откровенья

Нам на ладонях в дар принёс.

 

2001г.


Андрей Вознесенский

 

Есть русская интеллигенция...

 

Есть русская интеллигенция.

Вы думали – нет? Есть.

Не масса индифферентная,

а совесть страны и честь.

 

Есть в Рихтере и Аверинцеве

земских врачей черты –

постольку интеллигенция,

постольку они честны.

 

«Нет пороков в своем отечестве».

Не уважаю лесть. Есть пороки в моем отечестве,

зато и пророки есть.

 

Такие, как вне коррозии,

ноздрей петербуржской вздет,

Николай Александрович Козырев –

небесный интеллигент.

 

Он не замечает карманников.

Явился он в мир стереть

второй закон термодинамики

и с ним тепловую смерть.

 

Когда он читает лекции,

над кафедрой, бритый весь –

он истой интеллигенции

указующий в небо перст.

 

Воюет с извечной дурью,

для подвига рождена,

отечественная литература –

отечественная война.

 

Какое призванье лестное

служить ей, отдавши честь:

«Есть, русская интеллигенция!

Есть!»

 

Andrei Voznesensky.

Antiworlds and "The Fifth Ace".

Ed. by Patricia Blake and Max Hayward.

Bilingual edition.

Anchor Books, Doubleday & Company, Inc.

Garden City, NY 1967.


Евг.Евтушенко

Дом Тургенева

"Литературная газета", 1981, 20 мая

07/11/80 – Париж. Зал Плейель. (В пользу создания музея Тургенева). Вступительное слово Александр Звигильский.

 

BEETHOVEN

Piano Sonata No.6 in F, Op.10/2

Piano Sonata No.7 in D, Op.10/3

––––––––––––––

Piano Sonata No.17 in d, Op.31/2

Piano Sonata No.18 in E–flat, Op.31/3

 

[CHOPIN

Etude No.12 in c, Op.10

 

Prelude in D–flat, Op.28/15]


Святослав Рихтер

Сейчас он выйдет –
Повелитель звуков!
Трепещет воздух в ожиданьи
И сердца.
Мы ловим чутко напряжённым слухом
Шаги за сценой
Гения. Творца.
Он величаво подойдёт к роялю,
Улыбкой отрешённой озарит…
И тишина, от счастья замирая,
Растает, когда он заговорит.

Заговорит Бетховеном и Гайдном,
Шопеном или Моцартом пронзит.
И в звуках передаст нам их дыханье -
И воплощённым постиженьем поразит…

Сольётся с инструментом воедино.
Могучей волею замкнётся зал…
И потечёт волшебный поединок
Извечный, как борьба добра и зла.

Он вправе сделать с нами что угодно.
Послать волной фортиссимо на подвиг.
Отнять у всех и каждого дыханье.
И озарить или затмить сознанье.

Рассыплет бриллианты в память нашу,
Чтобы всю жизнь могли они сверкать
Изыск и лёгкость сложности пассажа -
С восторгом будем долго вспоминать.

В конце поклонится, как бы прося прощенья –
За превосходство.
Гениальность.
Отрешенье.

Игорь Потоцкий. «Дай мне тебя провести по бульвару». Из сборника «Преодоление», 2005 г.


Лев Лосев

Бродского, 2*

 

Вольный перевод из Верлена:

«Мужики замазюканные

кантовали рояли

из тучных грузовиков».

Видно, нам было велено:

в очереди за музыкой

мы за кем-то стояли

много веков.

 

Напрасные слезы – слижем.

Что делать, коль нету блата.

Нас как бубновую мелочь

кроет король червей.

Поэтому мы не услышим

Моцарта, Гайдна, Баха,

не вольемся в Мелос,

не выясним, что первей –

 

этика или эстетика?

или синица за морем?

Выпрашивание у Всевышнего,

вымаливание у Творца

лишнего билетика.

«Нет ли билетика лишнего?»

Мольба замирала за мрамором

Мраморного дворца.

 

Белая ночь. Ночь белая.

Пластрон в вырезе фрака.

Черные ля-бемоли, влюбленные в белые си.

Улыбка Рихтера беглая

из белесого мрака

в черной лодке такси.

 

Улиц клавиатура.

По нотному стану проспекта

мы разбредались группами,

как аккорды Шопена.

Все прочее – литература,

поскольку песенка спета.

Мы стали глухими и грубыми

потом, постепенно. 

 

*Адрес Ленинградской филармонии

 


Литературная газета, 2002, № 7, 20/20/2002.

 

 

ДОЛЯ

Автор: Василий СУББОТИН

 

Рихтер

 

Все стихло. Ни звука в проходе.

Откуда-то из темноты

Он боком на сцену выходит,

Сметает с рояля цветы.

 

Поклонники все - постояльцы,

Со всех поджидают сторон...

Проворные скорые пальцы

Кидает на клавиши он.

 

Не мальчик какой именитый,

Не знающий власти своей, -

Густой сединою пробитый,

Старик моложавый скорей...

 

Куда же нас всех уносила,

Могла так неслышно увлечь

Столь огненно-страстная сила,

Высокая быстрая речь.

 

И ловят и малый, и старый,

Забывшись, всему вопреки,

Короткие эти удары,

 

Победные взмахи руки.